Неточные совпадения
— Да ведь позвольте! Они на статье основываются, — говорили в
другой группе, — жена должна быть записана дворянкой.
Рассматривая, он заметил на
другой стороне ее
группу из двух-трех человек, лежавших почти без всякого движения на земле.
Большая
группа женщин толпилась у входа; иные сидели на ступеньках,
другие на тротуаре, третьи стояли и разговаривали.
Вообще это газетки
группы интеллигентов, которые, хотя и понимают, что страна безграмотных мужиков нуждается в реформах, а не в революции, возможной только как «бунт, безжалостный и беспощадный», каким были все «политические движения русского народа», изображенные Даниилом Мордовцевым и
другими народолюбцами, книги которых он читал в юности, но, понимая, не умеют говорить об этом просто, ясно, убедительно.
Он был крепко, органически убежден, что ошибаются и те и
другие, он не мог думать иначе, но не усваивал, для которой
группы наиболее обязателен закон постепенного и мирного развития жизни.
Из переулка, точно дым из трубы, быстро, одна за
другою, выкатывались
группы людей с иконами в руках, с портретом царя, царицы, наследника, затем выехал, расталкивая людей лошадью, пугая взмахами плети, чернобородый офицер конной полиции, закричал...
Этой части города он не знал, шел наугад, снова повернул в какую-то улицу и наткнулся на
группу рабочих, двое были удобно, головами
друг к
другу, положены к стене, под окна дома, лицо одного — покрыто шапкой:
другой, небритый, желтоусый, застывшими глазами смотрел в сизое небо, оно крошилось снегом; на каменной ступени крыльца сидел пожилой человек в серебряных очках, толстая женщина, стоя на коленях, перевязывала ему ногу выше ступни, ступня была в крови, точно в красном носке, человек шевелил пальцами ноги, говоря негромко, неуверенно...
И, как всякий человек в темноте, Самгин с неприятной остротою ощущал свою реальность. Люди шли очень быстро, небольшими
группами, и, должно быть, одни из них знали, куда они идут,
другие шли, как заплутавшиеся, — уже раза два Самгин заметил, что, свернув за угол в переулок, они тотчас возвращались назад. Он тоже невольно следовал их примеру. Его обогнала небольшая
группа, человек пять; один из них курил, папироса вспыхивала часто, как бы в такт шагам; женский голос спросил тоном обиды...
Он полюбовался сочетанием десятка слов, в которые он включил мысль и образ. Ему преградила дорогу небольшая
группа людей, она занимала всю панель, так же как
другие прохожие, Самгин, обходя толпу, перешел на мостовую и остановился, слушая...
Другая группа била с копра сваю, резкий голос надсадно и озлобленно запевал...
В конце комнаты у стены — тесная
группа людей, которые похожи на фабричных рабочих, преобладают солидные, бородатые, один — высокий, широкоплеч, почти юноша, даже усов не заметно на скуластом, подвижном лице,
другой — по плечо ему, кудрявый, рыженький.
Но есть
другая группа собственников, их — большинство, они живут в непосредственной близости с народом, они знают, чего стоит превращение бесформенного вещества материи в предметы материальной культуры, в вещи, я говорю о мелком собственнике глухой нашей провинции, о скромных работниках наших уездных городов, вы знаете, что их у нас — сотни.
В длинных дырах его копошились небольшие фигурки людей, и казалось, что движение их становится все более тревожным, более бессмысленным; встречаясь, они останавливались, собирались небольшими
группами, затем все шли в одну сторону или же быстро бежали прочь
друг от
друга, как бы испуганные.
Улицы наполняла ворчливая тревога, пред лавками съестных припасов толпились, раздраженно покрикивая, сердитые, растрепанные женщины, на углах небольшие
группы мужчин, стоя плотно
друг к
другу, бормотали о чем-то, извозчик, сидя на козлах пролетки и сморщив волосатое лицо, читал газету, поглядывая в мутное небо, и всюду мелькали солдаты…
Среди этих домов люди, лошади, полицейские были мельче и незначительнее, чем в провинции, были тише и покорнее. Что-то рыбье, ныряющее заметил в них Клим, казалось, что все они судорожно искали, как бы поскорее вынырнуть из глубокого канала, полного водяной пылью и запахом гниющего дерева. Небольшими
группами люди останавливались на секунды под фонарями, показывая
друг другу из-под черных шляп и зонтиков желтые пятна своих физиономий.
В
другой группе кто-то уверенно говорил...
Тесной
группой шли политические, человек двадцать, двое — в очках, один — рыжий, небритый,
другой — седой, похожий на икону Николая Мирликийского, сзади их покачивался пожилой человек с длинными усами и красным носом; посмеиваясь, он что-то говорил курчавому парню, который шел рядом с ним, говорил и показывал пальцем на окна сонных домов.
Самгин привычно отметил, что зрители делятся на три
группы: одни возмущены и напуганы,
другие чем-то довольны, злорадствуют, большинство осторожно молчит и уже многие поспешно отходят прочь, — приехала полиция: маленький пристав, остроносый, с черными усами на желтом нездоровом лице, двое околоточных и штатский — толстый, в круглых очках, в котелке; скакали четверо конных полицейских, ехали еще два экипажа, и пристав уже покрикивал, расталкивая зрителей...
Когда герои были уничтожены, они — как это всегда бывает — оказались виновными в том, что, возбудив надежды, не могли осуществить их. Люди, которые издали благосклонно следили за неравной борьбой, были угнетены поражением более тяжко, чем
друзья борцов, оставшиеся в живых. Многие немедля и благоразумно закрыли двери домов своих пред осколками
группы героев, которые еще вчера вызывали восхищение, но сегодня могли только скомпрометировать.
Эту
группу, вместе с гробом впереди ее, окружала цепь студентов и рабочих, державших
друг друга за руки, у многих в руках — револьверы. Одно из крепких звеньев цепи — Дунаев,
другое — рабочий Петр Заломов, которого Самгин встречал и о котором говорили, что им была организована защита университета, осажденного полицией.
Справа от Самгина
группа людей, странно похожих
друг на
друга, окружила стол, и один из них, дирижируя рукой с портсигаром, зажатым в ней, громко и как молитву говорил...
Двое рассказывают, взмахивая руками, возбуждают неслышный смех
группы тесно прижавшихся
друг к
другу серых, точно булыжник, бесформенных людей.
Марс обнял Венеру, она положила ему голову на плечо, они стояли, все
другие ходили или сидели
группами.
Таким образом, мы хотя и просидели весь обед за одним столом, но были разделены на две
группы: рябой с Ламбертом, ближе к окну, один против
другого, и я рядом с засаленным Андреевым, а напротив меня — Тришатов.
Солнце уж было низко на горизонте, когда я проснулся и вышел. Люди бродили по лесу, лежали и сидели
группами; одни готовили невод,
другие купались. Никогда скромный Бонин-Cима не видал такой суматохи на своих пустынных берегах!
В самом деле, то от одной, то от
другой группы опрометью бежал матрос с пустой чашкой к братскому котлу и возвращался осторожно, неся полную до краев чашку.
Теперь перенесемся в Восточный океан, в двадцатые градусы северной широты, к
другой «опасной» минуте, пережитой у Ликейских островов, о которой я ничего не сказал в свое время. Я не упоминаю об урагане, встреченном нами в Китайском море, у
группы островов Баши, когда у нас зашаталась грот-мачта, грозя рухнуть и положить на бок фрегат. Об этом я подробно писал.
Взгляд далеко обнимает пространство и ничего не встречает, кроме белоснежного песку, разноцветной и разнообразной травы да однообразных кустов, потом неизбежных гор, которые
группами, беспорядочно стоят, как люди, на огромной площади, то в кружок, то рядом, то лицом или спинами
друг к
другу.
Третьего дня прошли Батан, вчера утром были в
группе северных островов Баши, Байет и
других; сегодня
другой день штиль; идем узел-два.
В
другой же комнате сидели по стенам и отдельными
группами или парочками человек двадцать мужчин и женщин и негромко разговаривали.
— Господа… mesdames, пользуйтесь воздухом! — кричал доктор Хлюдзинский с утра до вечера, торопливо перебегая от одной
группы к
другой.
Как на всех
других водах, знакомства здесь сводились с поразительной быстротой, и все общество быстро распалось на свои естественные
группы: на аристократию, буржуазию и разночинцев.
Через коллективное сознание и коллективную совесть, получающие мистический характер, начинает господствовать одна
группа людей над
другими группами.
— Да помилуйте, неужто не оправдают? — кричал в
другой группе один из молодых наших чиновников.
Кое-где
группами и в одиночку росли чахлые березки и
другие какие-то деревья.
Вечером стрелки и казаки сидели у костра и пели песни. Откуда-то взялась у них гармоника. Глядя на их беззаботные лица, никто бы не поверил, что только 2 часа тому назад они бились в болоте, измученные и усталые. Видно было, что они совершенно не думали о завтрашнем дне и жили только настоящим. А в стороне, у
другого костра,
другая группа людей рассматривала карты и обсуждала дальнейшие маршруты.
Следующая фанзочка принадлежала капустоловам, а рядом с ней тянулись навесы из травы, под которыми сушилась морская капуста. Здесь было много народа. Одни китайцы особыми крючьями доставали ее со дна моря,
другие сушили капусту на солнце, наблюдая за тем, чтобы она высохла ровно настолько, чтобы не стать ломкой и не утратить своего зеленовато-бурого цвета. Наконец третья
группа китайцев была занята увязыванием капусты в пучки и укладкой ее под навесы.
Мало-помалу из них составляются
группы. Более родное собирается около своих средоточий;
группы потом отталкивают
друг друга. Это расчленение дает им ширь и многосторонность для развития; развиваясь до конца, то есть до крайности, ветви опять соединяются, как бы они ни назывались — кругом Станкевича, славянофилами или нашим кружком.
Но не все рискнули с нами. Социализм и реализм остаются до сих пор пробными камнями, брошенными на путях революции и науки.
Группы пловцов, прибитые волнами событий или мышлением к этим скалам, немедленно расстаются и составляют две вечные партии, которые, меняя одежды, проходят через всю историю, через все перевороты, через многочисленные партии и кружки, состоящие из десяти юношей. Одна представляет логику,
другая — историю, одна — диалектику,
другая — эмбриогению. Одна из них правее,
другая — возможнее.
Даже в парадных комнатах все столы были нагружены ворохами ягод, вокруг которых сидели
группами сенные девушки, чистили, отбирали ягоду по сортам, и едва успевали справиться с одной грудой, как на смену ей появлялась
другая.
Организатором и душой кружка был студент Ишутин, стоявший во главе
группы, квартировавшей в доме мещанки Ипатовой по Большому Спасскому переулку, в Каретном ряду. По имени дома эта
группа называлась ипатовцами. Здесь и зародилась мысль о цареубийстве, неизвестная
другим членам «Организации».
Были нищие, собиравшие по лавкам, трактирам и торговым рядам. Их «служба» — с десяти утра до пяти вечера. Эта
группа и
другая, называемая «с ручкой», рыскающая по церквам, — самые многочисленные. В последней — бабы с грудными детьми, взятыми напрокат, а то и просто с поленом, обернутым в тряпку, которое они нежно баюкают, прося на бедного сиротку. Тут же настоящие и поддельные слепцы и убогие.
Певцов-итальянцев тут слышала я,
Что были тогда знамениты,
Отца моего сослуживцы,
друзьяТут были, печалью убиты.
Тут были родные ушедших туда,
Куда я сама торопилась.
Писателей
группа, любимых тогда,
Со мной дружелюбно простилась:
Тут были Одоевский, Вяземский; был
Поэт вдохновенный и милый,
Поклонник кузины, что рано почил,
Безвременно взятый могилой,
И Пушкин тут был…
В такой же колеснице стоял на Большом театре
другой «кучер» — с лирой в руках — Аполлон. Обе
группы были очень однотипны, потому что как ворота, так и Большой театр архитектор Бове строил одновременно, в двадцатых годах прошлого столетия.
На гуляньях в ясные дни, когда «весь город» выходил на шоссе, чинно прогуливаясь «за шлагбаумом», Авдиев переходил от одной
группы к
другой, и всюду его встречали приветливо, как общего фаворита.
Почти всё время поп Семен проводил в пустыне, передвигаясь от одной
группы к
другой на собаках и оленях, а летом по морю на парусной лодке или пешком, через тайгу; он замерзал, заносило его снегом, захватывали по дороге болезни, донимали комары и медведи, опрокидывались на быстрых реках лодки и приходилось купаться в холодной воде; но всё это переносил он с необыкновенною легкостью, пустыню называл любезной и не жаловался, что ему тяжело живется.
Вообще, обе
группы значительно разнятся одна от
другой.
Вот
другая группа: кандальные каторжные в шапках и без шапок, звеня цепями, тащат тяжелую тачку с песком, сзади к тачке цепляются мальчишки, по сторонам плетутся конвойные с потными красными лицами и с ружьями на плечах.
Вся картина, которая рождается при этом в воображении автора, носит на себе чисто уж исторический характер: от деревянного, во вкусе итальянских вилл, дома остались теперь одни только развалины; вместо сада, в котором некогда были и подстриженные деревья, и гладко убитые дорожки, вам представляются
группы бестолково растущих деревьев; в левой стороне сада, самой поэтической, где прежде устроен был «Парнас», в последнее время один аферист построил винный завод; но и аферист уж этот лопнул, и завод его стоял без окон и без дверей — словом, все, что было делом рук человеческих, в настоящее время или полуразрушилось, или совершенно было уничтожено, и один только созданный богом вид на подгородное озеро, на самый городок, на идущие по
другую сторону озера луга, — на которых, говорят, охотился Шемяка, — оставался по-прежнему прелестен.